— И то верно! — откликнулся Рагнар, с удовольствием поигрывая красивой кривой саблей. — Я без оружия как голый!
— Кто о чем, а орк о лопате.
Окровавленные тела разбойников Лавренсий Снурр уволок под воду — чего добру зря пропадать? Странно было наблюдать, как туши здоровых мужиков тонут одна за другой в крошечном, не больше обыкновенной лужи, бочажке. Однако друзья решили ничему больше не удивляться: магические явления всегда кажутся невероятными, если не знаешь их принципа.
— Вот и настала пора расставаться! — печально сказал Лавренсий Снурр, после того как работа была завершена. — Дальше мне дороги нету — начинается сухая степь. — Он моргнул своими жабьими глазами и отвернулся.
Прощание вышло трогательным, с рукопожатиям, объятиями и поцелуями. Ильза — та даже всплакнула и подарила на память несостоявшемуся жениху свой красивый агатовый амулет от сглаза. Только гордая амазонка не принимала участия в церемонии. За все время их «подводного» путешествия она не перемолвилась с Лавренсием Снурром и словом и теперь стояла в стороне, демонстративно отвернувшись. А когда чудовище, махнув на прощание рукой, скрылось из виду, вдруг разразилась целой тирадой. Смысл ее сводился к тому, что «настоящий воин не должен позволять себе пасть так низко, чтобы водить дружбу с омерзительной нежитью, пожирающей разумных тварей».
Заявление было столь неожиданным, что Ильза, хоть и обещала себе не раз делать вид, будто противной Эфиселии не существует вовсе, не смогла его проигнорировать и вступила в полемику.
— Ничего он не омерзительный! Он милый! — со слезами в голосе выпалила она. — Он не виноват, что ест разумных тварей. Таким его создали боги… или еще кто-то! Должен же он чем-то питаться!
— Но не теми, кого боги одарили разумом! Это чудовищно и недопустимо. Он несет в мир зло и гибель! Долг любого благородного существа — уничтожить его при первой же возможности! Это был бы настоящий подвиг! А вы вместо этого…
— Подожди, — не дал ей договорить Хельги. — Допустим, Лавренсий Снурр ловит одного-двух болотников в день, ну, может, еще утопленник иногда попадется. А сколько разумных тварей убивает в бою настоящий воин всего за несколько часов? Лично у нас с Меридит иной раз до полусотни на нос приходилось! А если за всю жизнь пересчитать — и вовсе страшно! Так кто хуже — воин или Лавренсий Снурр?
Амазонка ответила отрывисто и зло:
— Воин свои жертвы не ест!
— А жертвам не один ли демон, съел их сам убийца, или в землю закопал, или бросил стервятникам на прокорм? Лавренсий Снурр убивает по своей природе, иначе он просто не может жить. А настоящий воин — ради наживы.
— Ты наемник и судишь как наемник. Воин защищает свою землю, своих родных и близких от врага!
— Ой-ой! — встряла сильфида насмешливо. — Кто бы говорил! От какого такого врага амазонки защищают свою землю?! Орки от вас далеко, люди вас не трогают. Только и знаете, что грабить мирные суда и бедные окрестные селения, лишь бы самим не работать, землю не пахать! А уж убиваете без счету! Что, не так?
Крыть было нечем.
— Вы извращенные, безнравственные твари. Не желаю с вами разговаривать! — отчеканила Эфиселия и ушла.
— Не больно-то и хотелось! — крикнула Ильза вслед.
Теперь молчали уже двое — Эфиселия и Гастон Шин (это не считая полумертвых тел его друзей).
— Душевная у нас компания подобралась! — хихикала сильфида, глядя на их надутые физиономии.
— А с этими что делать? Оживлять, нет? — спросил Аолен.
— Стоит ли? — засомневалась диса. — Если они все такие бараны, как Гастон Шин, как бы не начали вредить. Хоть они и недоучившиеся маги, да только все равно сильнее нас.
Хельги взглянул через астрал:
— Магии в них сейчас ноль. Меньше чем в Рагнаре. И не думаю, что они сумеют быстро восстановиться. Они неопасны. Так что пусть на своих двоих ходят, надоело их таскать… Оживляй!
— Угу! — энергично кивнула сильфида. — Оживляй, чего уж там! Мало нам противной амазонки и враждебно настроенного мага? Добавим еще троих!
— И что ты предлагаешь? — нахмурился Рагнар. Он хоть и был рыцарем, но тяжести без нужды таскать никому не охота.
— Я знаю! Придумал! — возвестил Хельги. — Мы оставим их здесь, всех четверых… да подожди, не перебивай! Знаю я, что опасно. А мы приставим к ним Эфиселию, пусть охраняет от бед. Заодно и от нее избавимся, не могу больше ее надутую морду видеть! Волком выть хочется!
Друзья переглянулись. План выглядел очень заманчивым. Но…
— А если она не захочет… — робко выразил принц общее опасение.
— Захочет. В смысле мы и спрашивать не будем.
Эфиселия не захотела. Отказалась категорически. Мол, ее предназначение — спасать Мир, а не служить охранницей при его разрушителях.
— Ладно, — покладисто согласился Хельги, — спасай. А эти пусть одни остаются, мы их дальше не потащим. Мы тоже в носильщики не нанимались.
— Но они беспомощны! Их убьют разбойники, и тогда Мир…
— А плевать нам на Мир! Мы твари безнравственные, извращенные. Переселимся в другой. Сами не пропадем, и ладно. А что с вами всеми будет — не наше дело… Пошли!
И они ушли, устроив Странников в овражке и снабдив их небольшим запасом денег, оружия и пищи, раздобытой неподалеку у мирных степняков. А Эфиселия осталась.
Но прежде им удалось-таки развязать язык Гастону Шину. Энка очень натурально изобразила, будто собирается перерезать глотку Корнелию Каззеркану (она успела заметить, что именно к нему юноша относится с особенной нежностью).
— А что тут страшного? В пророчестве ясно сказано: «Их» нельзя убивать. То есть всех нельзя, а одного — вполне можно.
Нервы у юноши не выдержали, и он признался, что конечная цель Учителя — пески Внутреннего Сехала.
— Ах какая ценная информация! Стоило ради этого изображать орка на допросе! — злился Орвуд. — Пески Внутреннего Сехала! По площади это ведь побольше Срединных Земель будет?!
— Ну нет, все-таки чуть меньше, — уточнил магистр Ингрем. — Во Внутреннем Сехале песчаные пустыни местами чередуются с обширными каменистыми участками, за счет этого…
— Спасибочки, утешил!
— Не бесись! — велела Энка. — Будем действовать как обычно — пойдем по следу.
— Ну-ну. Только ты его сперва найди, след этот… Если бы хоть снег лежал…
Увы. Даже в холодном современном климате снег на этих широтах почти не выпадал, чего уж ждать от теплого Средневековья? На все четыре стороны горизонта простиралась бескрайняя, голая равнина, бесцветная и безжизненная. «Не дай боги оказаться в Аттаханской степи зимой!» — очень ясно вспомнились Ильзе чьи-то давние слова, и сразу стало жутко…